«В Швеции «Пеппи – длинный чулок» – самая известная сказка. Меня часто просят привезти сувенирного Карлсона, но у нас нет таких игрушек, хотя они есть в России. Карлсон для шведов – он вредный, нечестный провокатор».
(М. Хульберт, советник по культуре посольства Швеции в Москве)

«Я ...
думаю, что Карлсон был хорошим другом Малыша, но в то же время он всегда ставил себя в центр внимания, и он себя вел, собственно, как ребенок, хотя был взрослым человеком. И я помню, однажды у мамы спросили: почему вы сделали Карлсона таким эгоистом? Она ответила: «Я его не сделала эгоистом, он просто стал таким».
(Карен, дочь А. Линдгрен)

Что и говорить – Карлсона в Швеции недолюбливают. Не сказку, а сам типаж, конечно. К примеру, Пеппи не только символизирует независимую личность, но и в течение всей книги совершает массу героических, храбрых поступков. В Карлсоне же нет ничего героического, хотя он сам не перестает повторять, что он самый лучший – лучший в мире специалист по паровым машинам, лучший рисователь петухов, лучший мастер скоростной уборки, лучшая нянька, лучший в мире внук, ну и конечно же, самый тяжелый больной в мире.

Лишь одно из его утверждений бесспорно – он лучший в мире мастер по проказам. Все хорошие и не очень поступки он совершает исключительно в виде развлечения – надо ли пугать воров, нянчить брошенную малышку или «низводить» домомучительницу. Недаром любимая его фраза «Я так не играю…» сразу приводит на ум арию Германа: «Что наша жизнь? Игра!». Для Карлсона так оно и есть.

По количеству недостатков Карлсон тоже лидирует. Он обжора, симулянт и шантажист, выманивающий подарки. Он неисправимый хам, эгоист, обманщик, хвастун и подстрекатель (в Швеции про неисправимого хвастуна и вруна так и говорят – «Человек с пропеллером»). Он – ритор-софист, способный доказать что угодно (именно благодаря Карлсону Малыш понимает, как недейственно бывает утверждение родителей о том, что «любой спор можно разрешить словами»).

« – Ты был прав, это лекарство не помогает от жара. Дай-ка мне теперь шоколадку.
– Тебе? – удивился Малыш. – Ведь я выиграл пари!
– Ну да, пари выиграл ты, значит, мне надо получить в утешение шоколадку. Нет справедливости на этом свете! А ты всего-навсего гадкий мальчишка, ты хочешь съесть шоколад только потому, что у меня не упала температура.
…Малыш промолчал, но подумал, что слова – никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только ее увидит».

"Те люди, у которых есть хоть капля совести,- уверял Карлсон, - всегда садятся так, чтобы их было видно в замочную скважину или в глазок".

«– Мы их поделим поровну – семь тебе и семь мне.
– Так не получится, – возразил Малыш. – Семь и семь – четырнадцать, а у нас только десять плюшек.
В ответ Карлсон поспешно сложил семь плюшек в горку.
– Вот мои, я их уже взял, – заявил он и прикрыл своей пухлой ручкой сдобную горку. – Теперь в школах так по-дурацки считают. Но я из-за этого страдать не намерен».

«– Пустяки, – сказал Малыш, – дело житейское! – И он махнул рукой точно так же, как это делал Карлсон. – Есть из-за чего расстраиваться!..
– Тебе хорошо рассуждать! – сердито пробурчал Карлсон. – Сломать легче всего. Сломать и сказать, что это, мол, дело житейское и не из-за чего расстраиваться. А каково мне, строителю, который воздвиг башню вот этими бедными маленькими руками!
И Карлсон ткнул свои пухленькие ручки прямо в нос Малышу».

И при всем при этом этот капризный, обидчивый, вредный дядька чрезвычайно мил, и читатель смотрит на его проказы сквозь пальцы. Очевидно (и об этом писали многие критики), что недостатки Карлсона – это всего лишь собранные вместе и гипертрофированные недостатки обычного ребенка. Ну, кому из нас в детстве (да и не только) не хотелось бы постоянно устраивать «сегодняшний день рождения» или поболеть вместо того, чтобы идти в школу, тем более, если это «плюшечная лихорадка»?
По сути дела, Карлсон – эдакий постаревший Питер Пэн, это детское подсознательное, ничем не ограниченное и выпущенное на волю. Недаром Малыш в течение всей трилогии не только участвует в проказах своего друга, но и постоянно сдерживает его (Линдгрен понимала, что детям надо показывать, что не все проделки Карлсона безвредны и безопасны).

Однако, в отличие от ребенка, Карлсон наделен практически абсолютной свободой – он умеет летать, имеет свое скрытое от посторонних глаз жилище на крыше и не зависит от попечения старших.

Беззаботность и неистребимый оптимизм сказочного героя – чувства, о которых с тоской мечтает не только ребенок, но и взрослый. Этот ауйтсайдер легко летит по жизни, ничего не боится, никогда не отчаивается и всегда находит выход из любой ситуации (для этого годится и «курощение булочками», и «низведение плюшками», и «маленькое привидение из Вазастана»). Он «умный, красивый» и вообще… «от пирогов не толстеют!».

"- ...Ты знаешь, есть три способа: курощение, низведение и дуракаваляние. И я думаю, что придется применить все три сразу.

Очень важно и то, что Карлсон не злопамятен и вообще беззлобен. И будучи сам абсолютно свободным, он всегда готов отстоять свободу друга. Правда, делает это Карлсон, в отличие от Пеппи, не сознательно, а чисто интуитивно. Не дай Бог, тебя запрут в комнате, тут же появится «лучший в мире укротитель домомучительниц» и освободит тебя – легко, будто бы играючи.

«– Знаешь что? Мы будем играть, будто ты в тюрьме и терпишь страшные муки из-за жестокого надзирателя – домомучительницы, понимаешь? А тут вдруг появляется самый смелый в мире, сильный, прекрасный, в меру упитанный герой и спасает тебя.
– А кто он, этот герой? – спросил Малыш.
Карлсон укоризненно посмотрел на Малыша:
– Попробуй угадать! Слабо?».

Наконец, Карлсон – прекрасный товарищ. Конечно, конфеты он делит не поровну, от работы отлынивает, но самое главное – с ним НЕ СКУЧНО. И он «лучше собаки».
Да, у Малыша, как и у многих шведских детей, была своя комната. Но даже в собственной комнате не укроешься от одиночества. Именно в такие минуты за окном благоустроенной шведской квартиры раздается шум мотора, крик «Хейсан-хоппсан!», и в скучное течение обывательской жизни влетает бесшабашный Карлсон, и тотчас переворачивает всё с ног на голову. Как правильно подмечали многие, когда ребенок остается один – материализуется Карлсон. Он не даст тебе «засохнуть», он унесет тебя прочь от привычного мира, находящегося где-то за окном или под ногами, на худой конец – устроит в этом мире «Ути, боссе, буссе, капут, биссе и тарарам». Неудивительно, что всё действие трилогии протекает в изолированных от будней местах – в оставленной родителями квартире либо на крыше. Где-то идут усталые озабоченные шведы, а над всем этим беззаботно парит «лучший в мире друг» – такой реальный и нереальный одновременно.

Впрочем, судя по книге, и Карлсону приходится несладко, и он тоже по-своему одинок, как любой абсолютно свободный человек. В мире взрослых «мужчине в полном расцвете сил» делать нечего. С кем тут прикажете позабавиться – с вечно недовольным дядей Юлиусом или с фрекен Бок, весь смысл жизни которой сводится к тому, чтобы «утереть нос» своей сестре Фриде? Поэтому-то он и прилетает к Малышу. Скажете – эгоизм, но в дружбе всегда есть толика эгоизма.

«На большом, совершенно чистом листе в нижнем углу был нарисован крохотный красный петушок.
…– Этот «Очень одинокий петух» создан лучшим в мире рисовальщиком петухов, – продолжал Карлсон, и голос его дрогнул. – Ах, до чего эта картина прекрасна и печальна!.. Но нет, я не стану сейчас плакать, потому что от слез поднимается температура…»

«– Один звонок – это «Немедленно прилетай!», два звонка – «Ни в коем случае не прилетай!», а три звонка значит – «Какое счастье, что на свете есть такой красивый, умный, в меру упитанный и храбрый человечек, как ты, лучший в мире Карлсон!».
– А зачем мне для этого звонить? – удивился Малыш.
– А затем, что друзьям надо говорить приятные и ободряющие вещи примерно каждые пять минут, а ты сам понимаешь, что я не могу прилетать к тебе так часто».

Линдгрен подарила нам и Малышу утешителя в одиночестве. Но не стоит забывать, что в изолированную комнату вашего ребенка могут залететь вещи и не столь безвредные и симпатичные.