В ночь на 20 октября 1707 года на Дону вспыхнуло восстание казаков. Практически все советские учебники уделяли этому событию достаточно много внимания, подчеркивая, что это событие явилось как бы прологом к тому, что спустя почти 70 лет в России произошло другое восстание – Емельяна Пугачева. Кондратия называли чуть ли не ...
предтечей Емельяна. При этом историков коммунистической идеологии ничуть не заботил тот факт, что бунт казаков 300 лет назад был вызван, скорее, не мощным нажимом царской власти на своих подданных, а нестабильностью обстановки в те времена.

Но обо всем по порядку. Кондратий Булавин родился предположительно в 1660 году (некоторые источники указывают на 1671 год), но точной даты рождения не сохранилось. Его отец был станичным атаманом (в советских источниках особо подчеркивалось, что предводитель казаков происходил из «низов», но это, мягко говоря, неправда). Соответственно, и жили Булавины отнюдь не бедно, во всяком случае, нужды не испытывали, а лидерские наклонности юного Кондратия проявились еще в детстве: гораздо легче командовать другими, если ты – сын атамана. Отсюда и такие присущие Булавину уже в зрелые годы качества, как здоровое нахальство, властность, стремление далеко не всегда прислушиваться к точке зрения, отличной от своей собственной.

Времена были, прямо скажем, лихие. Центральная власть была озабочена, прежде всего, Северной войной со шведами, которая началась для русских неудачно, с поражения под Нарвой. Правда, позже, к 1703-1704 годам, пока основные силы шведского войска во главе с Карлом XII воевали в Польше, Петр I сумел заложить основы русского флота, перегруппировал свои силы и отбил многие русские города на Севере. А в 1705 году русские вошли в Польшу, чтобы помочь своим союзникам. И именно в 1707 году, о котором идет речь, Карл принял решение перенести боевые действия на территорию России и начал готовиться к вторжению.

Пока в Москве и Санкт-Петербурге строили планы о том, что противопоставить противнику, на южных окраинах большой страны многие местные князьки и атаманы почувствовали большую независимость от центра и все чаще начинали «покусывать» государевы органы, пытаясь определить, где тонко. В частности, на Украине совсем уж самостийным почувствовал себя гетман Иван Мазепа, который мечтал и де-юре оформить полную независимость от Московии. Именно он возлагал большие надежды на то, что свободу удастся вернуть с помощью шведских штыков и сабель.

Но в ожидании этой помощи гетман не сидел сложа руки, а пытался возродить бунтарский дух в донских казаках, время от времени подсылая на Дон своих подстрекателей, которые призывали местных атаманов, пользуясь моментом, попытаться добиться большей самостоятельности. А повод, как известно, найти всегда несложно. В данном случае первой «искрой» стал соляной вопрос. Соль в те времена была «стратегическим» сырьем, вот почему Петр I объявил добычу и продажу соли государственной монополией. Казаков принуждали покупать у государства «белую смерть», а не добывать ее, что называется, бесплатно.

Была и вторая спичка, готовая разжечь пожар. Далеко не все русские люди мечтали отправиться на войну со шведами, а чтобы не оказаться «забритыми», они очень охотно бежали на Дон. Поговорка «С Дона выдачи нет!» казалась молодым людям незыблемым законом. Вот они и прибывали в верховые станицы, словно вода в половодье, мечтая отсидеться. А там, либо Петра не станет, либо война сама по себе рассосется, либо удастся разбогатеть на новом месте и откупиться от мобилизации.

Оба этих фактора способствовали тому, что Булавин возглавил несколько отрядов особо бедных и безбашенных казаков, которые отбили у государства некоторые соляные варницы. Петр I был вынужден направить на Дон карательный отряд под предводительством князя Юрия Долгорукова, насчитывающий по разным данным до двух тысяч солдат. Вначале «царскому сатрапу» удалось добиться успехов: только в восьми станицах ему удалось арестовать и насильственно депортировать вглубь России порядка трех тысяч беглецов, но тут подоспели подстрекатели Мазепы, которые заголосили в станицах: «Братцы, доколь терпеть будем?!».

Костер вспыхнул быстро. Булавин обратился к казакам: «Кто со мной бить царских воевод?». Желающих оказалось немало. А дальше булавинцы совершили быстрый ночной переход к Урюпинской станице и под утро навалились на спящих солдат из отряда Долгорукова. Сеча была страшная – казаки не взяли ни одного пленного, изрубив шашками всех и вся. Не пожалели и князя…

Но Булавин понимал, что это только незначительный успех, а потому разослал воззвание по казачьим станицам, в котором ложно уверял будущих повстанцев в том, что «бояре и немцы вводят казаков в эллинскую веру, жгут и казнят напрасно». Кто-то клюнул на эту наживку, но не столько, сколько хотелось самому Кондратию. Более того, войсковой атаман Лукьян Максимов при первом известии о бунте и гибели Долгорукова тут же велел собирать войско для того, чтобы бить смутьяна. Уж он-то, в отличие от Булавина, прекрасно понимал, что не пройдет и короткого времени, как Петр I вместо погибшей тысячи солдат князя пришлет на Дон в 20-30 раз больше. И тогда «зачешется» уже весь Дон, а не только Булавин.

Мечты Кондратия собрать боеспособное войско разбились о суровую реальность. Завидя войско Максимова, бунтовщики большей частью разбежались. А Булавин с остатками своих разрозненных сотен отступил к Бахмуту, надеясь укрепиться именно здесь и дождаться обещанной помощи от Мазепы, турецкого султана и запорожских казаков, которые перманентно находились в оппозиции к любой власти.
Так что зима 1707-1708 годов на Дону прошла относительно спокойно. А по весне, как и предполагал Максимов, Петр отослал усмирять бунтовщиков сразу 30-тысячное войско. Известие о том, что командует им брат убитого князя Долгорукова – Василий – отнюдь не привело Булавина в восторг. Он понимал, что как только князь окажется на Дону, ему пощады не будет. Это заставило Кондратия активизировать свои действия. Он и его ближайшие помощники атаманы Хохол, Драный, Некрасов и Голый не теряли надежды навербовать себе как можно больше недовольных. С этой целью Булавин отправил атаманов в степь, а сам приехал на Сечь.

Как только Булавину удалось собрать довольно многочисленное войско (порядка 15 тысяч сабель), он тут же двинулся в Черкасск – столицу Донского казачества. А вот Максимову не удалось повторить прошлогодний успех: во-первых, шли весенние полевые работы, а, во-вторых, многие не поверили в то, что булавинское войско представляет собой настоящую опасность. В результате удалось собрать только 8 тысяч сабель.

Это стоило многим зажиточным казакам жизни, ибо регулярное казачье войско явно недооценило тот факт, что у Булавина теперь имелся боевой опыт. Он опять применил свою излюбленную тактику, напал на Максимова в самый неожиданный момент, когда тот собрал войсковой круг, наивно полагаясь на то, что Булавин будет чтить казачьи законы (в это время запрещалось ведение каких-либо боевых действий). В результате Максимов был бит и бежал в Черкасск. А следом на его плечах в столицу войска донского ворвались и булавинцы. Они быстро заняли город и учинили над противниками самую жестокую расправу: отрубив головы атаману Лукьяну Максимову с четырьмя старшинами, удушив пятого старшину Ефрема Петрова, разграбив и умертвив жителей, оставшихся верными своему долгу, провозгласили Булавина войсковым атаманом.

Но, как говорится, недолго музыка играла. Вскоре на Дону появилось войско под командованием Василия Долгорукова. А Булавин, напротив, свое войско неожиданно разделил на несколько отрядов, которые захватили Бобров, Борисоглебск, Камышин, Царицын. Но это был последний успех мятежников. Вскоре один из отрядов был разбит, а зажиточные казаки тем временем напали на станицу, в которой находился Булавин. Дом, в котором пировал самостийный войсковой атаман, окружили, а всех, кто находился в нем, уничтожили. Самого Булавина застрелил Степан Ананьин…

После гибели Кондратия восстание пошло на убыль. Окончательно булавинский мятеж был подавлен в конце 1709 года. Не последнюю роль в этом сыграла и полная виктория под Полтавой, когда народ убедился в том, что их царь не из тех, кто позволяет плевать в свою тарелку. И потом, булавинские «союзники» - шведы, Мазепа и турки, были заняты зализыванием ран. Так что помощи было ждать неоткуда…