Зимние сумерки накатываются быстро. В кабинете зажгли свечи, и они осветили колеблющимся светом портрет Суворова на стене и фигуру грузного человека, склонившегося над письменным столом.

Отставной генерал Алексей Петрович Ермолов сломал сургучную печать на конверте и достал лист, испещренный летящим пушкинским почерком. С видимым удовольствием прочитал: ...
«Ваша слава принадлежит России, и Вы не вправе ее утаивать. Если в праздные часы занялись Вы славными воспоминаниями и составили записки о своих войнах, то прошу Вас удостоить меня чести быть Вашим издателем».

Не выпуская из рук письма, Ермолов откинулся на спинку кресла и задумался: «Надо писать, Пушкин прав. Писать, пока память цепко держит фамилии и факты, пока помнятся все превратности нелегкой военной судьбы. А как славно она начиналась, военная судьба...». И мысли унесли генерала в далекую юность.

Сын небогатого орловского помещика Ермолов был рано записан в лейб-гвардии Преображенский полк. В пятнадцать лет, получив при переводе из гвардии в Неженский драгунский полк чин капитана, начал военную службу. Судьба благосклонна к молодому офицеру, его переводят в Петербург преподавателем Артиллерийского инженерного шляхетского корпуса. С этого времени Ермолов надолго связал свою судьбу с артиллерией. Спокойная служба тяготит Ермолова, и он переводится в армию, воюющую в Польше. Способный и отважный офицер, подавивший артиллерийским огнем в бою за Варшаву две батареи противника, был отмечен Суворовым и представлен к боевой награде.

Первый орден. С замирающим сердцем вчитывался семнадцатилетний капитан в строки орденской грамоты: «Усердная Ваша служба и отличное мужество, оказанное Вами 24 октября при взятии приступом сильно укрепленного варшавского предместья, именуемого Прага, где Вы, действуя вверенными Вам орудиями, с особливой исправностью, нанесли неприятелю жестокое поражение и тем способствовали одержанной победе, учиняют Вас достойным военного Нашего ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия».

Следующим серьезным испытанием для молодого офицера стала война в Закавказье. Командуя бомбардирским батальоном, Ермолов отличился во многих боях; за штурм Дербента стал кавалером ордена Святого Владимира IV степени.

Военная карьера, несмотря на репрессии, пришедшие в армию вместе с царствованием Павла I, складывается успешно. В двадцать лет, получив чин подполковника, Ермолов командует конно-артиллерийской ротой в небольшом городке Несвеж под Минском. Арест за связь с политическим кружком, в котором критиковались существующие порядки и обсуждались возможности насильственного свержения Павла I, последовал неожиданно. Серьезных улик против него не нашли, но родственная связь с руководителем кружка Александром Каховским, одно неосторожное письмо Ермолова, найденное следствием, - оказалось достаточным, чтобы после двухмесячного содержания в одиночке Алексеевского равелина его отправили в ссылку в Кострому.

В провинциальной Костроме Ермолов близко сошелся с находящимся в ссылке генерал-майором Матвеем Платовым (будущим атаманом Войска Донского). Долгие беседы с казачьим генералом, изучение латыни, военное самообразование занимают все его время. Он решительно отказывается от предложения приятеля испросить прощение через всесильного любимца Павла I графа Кутайсова, считая этот путь унизительным. «Не дорожил я свободою, подобным путем снисканной», - написал он впоследствии в своих мемуарах.

После смерти Павла I, возвращенный из ссылки и восстановленный в прежнем чине, Ермолов заметно изменился. К службе относился ревностно, но стал осторожен и даже скрытен. Кавалер двух орденов, заслуженный боевой офицер он оставался командиром конно-артиллерийской роты. Все попытки выдвинуть Ермолова на вышестоящие должности или присвоить полковничий чин пресекались инспектором артиллерии графом Аракчеевым. Не улучшил отношений с всесильным фаворитом и смотр артиллеристам, который Аракчеев устроил в 1805 году. Осмотрев занятую позицию и отметив крайнюю утомленность лошадей, совершивших в этот день длительный марш, граф глубокомысленно изрек: «Содержание лошадей в артиллерии весьма важно». Ермолов не сдержался и в присутствии графской свиты ответил: «Жаль, Ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров зависит от скотов». Его натянутые отношения с Аракчеевым не были секретом, поэтому неоднозначный ответ быстро стал известен в армии.

В Европе назревала большая война. В августе 1805 года русская армия двинулась навстречу противнику. Ей предстояло на чужой территории проливать кровь за чуждые России интересы. Конно-артиллерийская рота Ермолова постоянно в деле. Отважный и инициативный артиллерийский офицер отмечен Михаилом Кутузовым. По его указанию рота Ермолова выделена в особое распоряжение командующего как резерв артиллерии. Ее используют на самых ответственных участках, зная, что в бою конная артиллерия не подведет. В неудачном для русской армии Аустерлицком сражении артиллеристы Ермолова стояли насмерть, прикрывая отступление дивизии Уварова. Когда французская пехота захлестнула батарею, разгорелся жестокий рукопашный бой. И только решительная атака драгун Харьковского полка спасла артиллеристов от неминуемой гибели.

Аустерлицкое сражение завершило бесславную войну. Замолчать подвиги Ермолова, которого теперь хорошо знает армия, не удается, и его награждают орденом Святой Анны II степени и производят в полковники.

Мирная передышка была недолгой. В сентябре 1806 года Россия, Пруссия, Англия и Швеция объединились в новую коалицию. Получив назначение командовать артиллерией авангарда русской армии, Ермолов почти все время находится в боях. Своим артиллеристам он запретил снимать орудия с позиций «до последней крайности», требуя «менее заботиться о сохранении пушек, как о том, чтобы в самом близком расстоянии последними выстрелами заплатить за себя, если будут оставлены». О его хладнокровии начинают ходить легенды. Рассказывают, что в сражении под Фридландом, видя атакующие колонны французов, он заявил: «Я буду стрелять, когда различу белокурых от черноволосых».

Кровопролитная война закончилась подписанием Тильзитского мира. За время войны авторитет Ермолова в армии, как талантливого артиллериста и храбрейшего офицера, значительно возрос. Его награждают золотой шпагой с надписью «За храбрость», тремя орденами. Но два представления к чину генерал-майора, подписанные Багратионом, снова остались без ответа.