Так баба Клава попала на Этаж – мечту каждой уборщицы. На Этаже снимали офисы в аренду различные фирмы, но уборщица везде была одна и та же. Вся прелесть ситуации была в том, что один человек получал деньги одновременно от двенадцати работодателей.

Но для бабы Клавы деньги ...
были не главное. Главным было то, что здесь было сколько угодно поверхностей – шикарных, блестящих, гладких – имелся даже актовый зал для проведения конференций и вечеринок. Пол этого зала заманчиво мерцал в свете молочно-белых ламп, маня к себе бабу Клаву с небывалой силой. И она приходила к нему, и натирала его просто до умопомрачительного блеска! Она буквально танцевала с тряпкой, летая по мокрым полосам из угла в угол.

На этаже наша бычьехвостовская героиня проработала чуть больше месяца. И тут в её жизни появился Он. Им оказался начальник прямо-таки неприличных московских высот – министр жилищно-коммунального хозяйства всея России. Увидев упоённо летающую со шваброй бабу Клаву, он подумал: «Валькирия, настоящая Валькирия! Не то, что наша унылая баба Маня – возит тряпкой с таким видом, будто мы ей должны. А получает, между прочим, в три раза больше любой уборщицы».

И он взял бабу Клаву в свой неприлично высокий и роскошный министерский кабинет. Там было всё, чего душа пожелает – даже фонтан. А уж залов на этаже, где заседал министр, хватало – и для заседаний, и для просмотра видеоматериалов, и для торжеств – и все они были такие объемные, будто работники министерства были по крайней мере Кинг-Конгами.

Здесь бабе Клаве пришлось освоить новую технику – пылесос (чтобы чистить километровый красный ковер-дорожку в царском кабинете Иваныча) и полотёр – странно урчащий механизм для натирания паркета. Но всё равно свою любимую швабру баба Клава не оставила. Теперь ей приходилось ездить с ней в метро, оставлять на работе свой талисман Клавдия боялась. Несмотря на причитания и заклинания бабы Зины, Клавдия стала пользоваться «сатанинской пещерой» – метро, ибо до работы было порядочное расстояние. «Деньги портят людей», – ворчала тётка.

Также в её жизни появился Кузьмич (ибо у каждой уважающей себя бабы Клавы должен быть Кузьмич). Он был невероятно жилистый, с темной, задубелой от ветра и солнца кожей, рыбак-промысловик. Каждое лето он уходил в Балтийское море на промысел, а всю осень, зиму и весну подряжался в Москве на строительные работы. В доказательство своей любви он сделал швабру-талисман именной вещью – выжигателем написав на ней «Клавдия» и обведя заветное имя сердцем.

Так и шла жизнь. Вскоре баба Клава съехала от бабы Зины к Кузьмичу – ворчливая старуха совсем замучила её своими советами. Сыграли небольшую свадебку – всего и было-то на ней мать Клавдии с односельчанами и экипаж Кузьмичового траулера. В общем, было весело.

Однажды министр собрал к себе подчиненных. И потребовал внепланового отчёта о работе. И подчиненные растерялись. Обычно к таким дням они готовились заранее – нанимали хороших авторов для написания речи, учили текст, подчищали дела в своих ведомствах. А тут – бах, на тебе! Очень сильно они замялись.

И тут в кабинет зашла баба Клава со шваброй. Она и не знала, что здесь заседают, – обычно после шести никого не было.

Зашла она красиво, задом. Шла, не глядя, тщательно натирая пол. И тогда министр, разозлённый неподготовленностью подчиненных, завопил (Клавдия чуть не села): «Да баба Клава справится с работой лучше любого из вас!» Когда с ним попытались спорить, он настоял на своём. И назначил (все чуть не упали со стульев, глядя, как он подписывает документ) бабу Клаву своим замом.

Со следующего дня она вышла на работу в новом звании. Сама она назвала свою должность «зам по чистоте». Правда, ей не хватало высшего образования – по закону, чиновник обязан был его иметь. Но этот закон легко обошли – через неделю бабе Клаве вручили корочки инженера-технолога какого-то заштатного московского вуза.

Какие тут горизонты открылись бабе Клаве! Какие поверхности для наведения чистоты! От Амура до Волги и даже ещё дальше!

...В райцентре Зоринском и в Бычьих Хвостах царило небывалое возбуждение – в их небольшой населенный пункт должно было приехать какое-то настолько большое начальство, что, пожалуй, ему и места могло не хватить. К встрече готовились капитально – приготовили хор школьниц, покрасили деревья, согнали всех жителей для массовки.

Когда лакированный черный «Мерседес» вместе с четырьмя машинами сопровождения остановился, к его дверям катнули коврик, позаимствованный из библиотеки, а по коврику двинулся сам председатель местного совхоза Пал Петрович с хлебом и солью. Оркестр грянул марш, школьницы заголосили, а жители завопили и захлопали. В общем, шум получился изрядный.

Дверь «Мерседеса» медленно отворилась. И оттуда медленно-медленно показались ноги в черных обтягивающих сапогах, а затем и их хозяйка в синем плаще. Плащ был кожаный, и весь переливался на солнце своими перламутровыми оттенками. Посмотрев на лицо женщины, Пал Петрович грохнулся в обморок.

...Когда его откачали, он, глядя на удивительно похорошевшее и помолодевшее лицо бабы Клавы (а это была именно она), сказал: «Говорил я тебе, Клавка, что у тебя руки под другое заточены, а?»

И он торжествующе поднял палец к небу.