23 сентября 1862 года в церкви Рождества Богородицы на Великокняжеском подворье в Москве состоялось венчание графа Льва Николаевича Толстого и Софьи Берс. Граф был мужчина хоть куда, хотя и не первой молодости для женитьбы, все-таки, 34 года. Что дало повод вездесущим старушкам судачить: «Видно, из богатых, раз за него такая ...
девчушка пошла…»

Нет, Лев Николаевич не был особо богат, более того, прожил довольно бурную молодость, растрачивая свой любовный пыл на всех, кто ответил на его нескромные ухаживания. Но вся беда заключалась в том, что скрупулезный писатель тщательно фиксировал каждую свою любовную победу в дневники, которые вел с незапамятных времен.

Несколько слов о том, как они познакомились. Имения Толстых и Берсов находились по соседству, и Лев Николаевич часто бывал в гостях у отца Софьи, Андрея Евстафьевича, придворного врача. Дело в том, что два брата писателя умерли от туберкулеза, и он с тех пор очень тщательно относился к своему здоровью, при каждом удобном случае посещая доктора и консультируясь у него.

Таким образом, Соня и все ее сестры и братья выросли у графа, как говорится, на глазах. И надо сказать, до поры до времени фавориткой Толстого была отнюдь не Соня, а ее сестра Лиза. Но однажды доктор принес домой фотоаппарат, которым безраздельно завладела именно средняя из сестер. Она все лето бегала с этим фотоаппаратом, делала снимки, а осенью вдруг неожиданно представила на суть домашних и близких рукопись повести «Наташа». Причем, в одном из крайне непривлекательных героев, с некрасивой наружностью, Лев Николаевич узнал себя. Это его очень задело. Он внимательно посмотрел на «писательницу». И увидел в этом задорном взгляде нечто такое, что заставило его сердце биться учащеннее…

Но «некрасивому» графу еще нужно было завоевать уважение и любовь этой «пигалицы». Что ему, человеку к тому времени довольно известному, не составило особого труда. Правда, он и сам долго ходил вокруг да около, не веря в то, что ему ответят согласием. Об этом можно судить хотя бы по тому, что он доверил официальное предложение руки и сердца четвертушке бумаги, которую таскал в кармане около недели.

Зато потом дело сладилось чрезвычайно быстро. Признание было вручено 16 сентября, а на 23-е, через неделю, уже была назначена свадьба. И самой невесте, и ее родителям очень польстило то, что граф решился на такой шаг, и никаких проволочек не последовало.

А дальше случилось то, что никакой здравомыслящий человек сегодня делать не будет. За три дня до свадьбы Лев Николаевич вдруг решил посвятить Софью Андреевну в самые интимные тайны своей прошлой жизни. Здесь нашлось место всему: и рассказам о бурных оргиях с девками, в которых он принимал участие с полковыми друзьями, и попойкам, в которых в пору его молодости недостатка не было. И даже о крестьянке Аксинье, которая помогала барину снять томление плоти короткими летними ночами, чуть ли не на сеновале…

Положа руку на сердце: нужны были эти грязные подробности 18-летней невинной девушке? Воспитанной на идеалах возвышенных чувств, скорее всего, имевшей самое поверхностное понятие о физической стороне любви? Нужно ли было кормить ее этими рассказами? Да, Толстой, наверняка, чувствовал себя героем, – как же, он будет отныне чист, как младенец, снимет тяжкий груз со своей души. А о том, что эти тонны пошлости, разврата и пренебрежительного отношения к прекрасному полу могут сломать пылкую, возвышенную душу девушки, он не задумался ни на секунду.

И еще одно обстоятельство, которое, безусловно, развязало руки словоохотливому графу: он прекрасно знал, что юная невеста все это будет вынуждена проглотить молча. Отменить свадьбу за три дня до ее проведения Соне не дадут нормы морали: ведь она дала сразу два согласия – и Льву Николаевичу, и родителям. И кто его знает, может быть, именно в эти тягостные минуты в мозгу девушки промелькнула мысль: ну-ну, поговори-поговори. Вот только поженимся, я тебе устрою оторванные годы…

Уже гораздо позже Толстой признается в одном из своих произведений: «Большая часть мужчин требует от своих жен достоинств, которых сами они не стоят». Как шутят острословы, «Хорошая мысля приходит опосля». Вряд ли сам Лев Николаевич думал об этом в последние холостяцкие денечки.

Но вернемся, собственно, к пощечине. Первая брачная ночь превратилось в истинное мучение для обоих. Сонечка никак не могла понять, почему ее мужу непременно нужно это физическое насилие, разве мало нежных поцелуев, обниманий, поглаживаний и других проявлений платонической любви. Лев Николаевич злился оттого, что его юная жена не только не желает помочь ему в чем-то, но и «кочевряжится», старается высвободиться из объятий, отодвигая то действие, ради которого многие мужчины и ждут первой брачной ночи…

То, что ее новоиспеченный супруг ведет дневник, Соня узнала во время ужасных для себя признаний жениха незадолго до свадьбы. Заглянуть в записи она, естественно, не могла, так как в дом к мужу попала уже после свадьбы. Но при первой же возможности, когда муж ненадолго отлучился, она перерыла все в комнате и нашла этот дневник. Читать его она начала, как и все романтические натуры, с конца. И тут же наткнулась на свежую запись, датированную 24 сентября. В ней в качестве оценки первой брачной ночи стояли два коротких, как выстрела, слова: «Не то!».

О том, что жена заглянула в записи, Лев Николаевич узнал сразу же после своего возвращения. Его кроткая, смирная, такая восхитительная Сонечка превратилась в самую настоящую фурию. Она подлетела к мужу с дневником в руках, и тут же начала хлестать его наотмашь по щекам, губам, глазам, по чему придется. Конечно, крепкий и гораздо более сильный муж мог схватить ее за запястья и прекратить эти проявления гнева. Но что он мог возразить?!

Их помирил роман «Война и мир», работу над которым великий писатель начал практически сразу после женитьбы. В обязанности молодой жены входило переписывание начисто новых страниц. Порой разобраться в этих хитросплетениях написанных и перечерканных слов было мучительно тяжело. Но жизнь с гением иного и не предполагает. Особенно с таким, как Лев Николаевич, который мог переписывать один и тот же эпизод пять-семь раз.

Ирония судьбы: у матери Софьи Андреевны было 13 детей, из которых пятеро умерли в раннем детстве. И она повторила практически ту же судьбу: 13 родов и четверо умерших детей. Вот только различия были в том, что мама выкормила своих детей сама, а у Софьи очень болела грудь, а потому пришлось нанимать кормилицу. Говорят, «образцово-показательный» граф Толстой был этим ужасно рассержен…

Я преднамеренно не хочу касаться дальнейших взаимоотношений Толстого и его жены, с которой они прожили долгих 48 лет. Гораздо интересней рассказать о судьбе их некоторых детей. Первенец – Сергей – родился на следующий год после свадьбы и умер в 1947 году, прожив 84 года. Второй ребенок – дочь Татьяна – родилась спустя год, в 1864 году, и пережила брата на три года, почивши в 1950 году. А последней из детей Толстых ушла из жизни Александра Львовна, которая родилась на 20 лет позже Татьяны и закончила свой земной век в 1979 году. В сущности, не так давно…